Зашёл на птичий рынок я,
хотел купить я соловья.
Так много рыб, котят, енот,
а соловья купить не мог.
Уже порядком я устал,
когда собаку увидал.
Привязана была к столбу,
и я решил: Ей помогу!
На шее толстая верёвка
была завязана так ловко.
И было видно, что она
страдала очень у столба.
Не лаяла и не кусалась,
от жирных мух не отбивалась.
Скулила жалобно, вздыхала,
лишь лапой морду прикрывала.
Я наклонился, чуть присел,
в глаза собаке посмотрел.
Печаль, тоска в глазах была,
как будто плакала она.
С собакой я заговорил.
-Ну что случилось? – я спросил
Она вздохнула очень глухо,
не шелохнулось даже ухо.
И так в глаза мне посмотрела.
Моя душа похолодела.
Верёвку с шеи развязал,
Пошли со мной! – я ей сказал.
Пойдём Дружок, пойдём за мной,
я напою тебя водой.
Тебе ведь нужно отдохнуть,
отправимся мы завтра в путь.
Собака, словно поняла,
хвостом вильнув, за мной пошла.
Печаль в глазах не угасала,
шла, ковыляла и вздыхала.
Как только утром я проснулся,
к собаке с разу же метнулся.
Она лежала не спала,
как будто бы меня ждала.
Ну что Дружок, пошли гулять,
ведь дом твой надо отыскать.
Собака встала, оглянулась
и мне как будто улыбнулась.
Поела, попила воды,
ведь силы были ей нужны.
Ошейник ей одел на шею.
Она пошла, а я за нею.
За ней я еле успевал,
бывало даже, что бежал.
Уже дошли мы до окраин:
Возможно, здесь живёт хозяин.
Но что я вижу: Ровно в ряд кресты,
кресты кругом стоят.
Но вдруг собака заскулила
и тихо, жалобно завыла.
Я снял ошейник, и она
к могиле чье то подошла.
Уткнулась носом в бугорок.
Я зубы сильно сжал, как мог.
Легла собака, замерла.
Подумал я, что умерла,
Решил я с ней заговорить:
Ну что Дружок? Ну, как нам быть?
Пойдём со мной, пойдём домой,
нам будет хорошо вдвоём.
Мы на могилу вновь придём,
цветов красивых принесём.
И тихо было всё кругом,
махнул Дружок своим хвостом.
Прощается – подумал я,
Собаки верные друзья
Я пошёл Дружок, и ты
к выходу за мной иди.
У ворот его я ждал,
час иль два я не считал.
Звал, свистел, но пес сидел,
на могилу всё смотрел.
Решил я вновь заговорить,
словом, лаской убедить:
Тебе нельзя здесь оставаться,
давай с хозяином прощаться
Я лапу взял в свою ладонь,
Ну что ж Дружок, пошли домой?
Теперь мы лучшие друзья,
Дружок теперь моя семья
* * *
Если на газоне
Какает собачка,
Это травке и цветочкам
Щедрая подачка.
Битые бутылки,
Бумажки и окурки
На газон бросают
Двуногие придурки.
Те,кто обвиняют
Без всякого резона
Собачку в нарушении
Чистоты газона
* * *
Тихо падал пушистый снег
И уходя в тайгу
Брал на охоту с собой человек
Любимую лайку свою
Им предстояла встреча с медведем
В неравном быть может бою
А снег пушистый все тихо падал
Ложась перед ними в тайгу
Собака чует берлогу медведя
Охотник готовит ружье
Hо зверь коварный подкрался сзади
И сзади напал на него
Ружье пополам и ножа не достать
И корвь блеснула с боков
Пес прыгнул вцепился и не разжать
Мертвую хватку клыков
Мгновенье хозяину пес подарил
Hа мокром от крови снегу
Он видел как нож хозяин вонзил
В горло медведю врагу
Лицо исцарапал колючий снег
И руки морозит мороз
Собака в крови в крови человек
До дома аж сорок верст
Хозяин встал ну а псу не велит
Hе нести же его на руках
Хозяин ушел, ушел не заметив
Слез на собачьих глазах
Собака смотрела хозяину вслед
Быть может вернется возьмет
А впереди только белый снег
Да вьюга песни поет.
Hо время берет свой стремительный бег
И вот переждав пургу
Сняв пелену своих белых бинтов
Хозяин собрался в тайгу
И запрягая коней увидал
Hа мокром от крови снегу
Пес неподвижно у дома лежал
С рваною раной в боку
Хозяин нагнулся, хотел приласкать
Hо пес к прыжку был готов
Пес прыгнул вцепился и не разжать
Мертвую хватку клыков
Лицо исцарапал колючий снег
И руки морозит мороз
Собака в крови в крови человек
До дома лишь пара шагов
И вот они оба лежат у дома
Hа мокром от крови снегу
И больше никогда не пойдут они снова
Ловить медведя в тайгу
Тихо падал пушистый снег
И эхо разносит в тайге
Закон тайги суров для всех
Кто друга оставил в беде.
(МАРИЯ СЕМЕНОВА)
* * *
Носил я кеды много лет,
но в эту ночь во мраке,
Мой кед, мой старый правый кед
понравился собаке...
И зубы, словно туча стрел
Вонзились в плоть по свойски...
Я помешать им не сумел-
погиб мой кед геройски...
* * *
|
Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный сезам,
Появились стрелки, на помине легки,-
И взлетели стрекозы с протухшей реки,
И потеха пошла - в две руки, в две руки!
Вы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчие ямы подушками лап;
Тот, кого даже пуля догнать не могла б,-
Тоже в страхе взопрел и прилег - и ослаб.
Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал,-
Зря мы любим ее, однолюбы.
Вот у смерти - красивый широкий оскал
И здоровые, крепкие зубы.
Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу -
Псам еще не намылены холки!
Но - на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,
К небесам удивленные морды задрав:
Либо с неба возмездье на нас пролилось,
Либо света конец - и в мозгах перекос,-
Только били нас в рост из железных стрекоз.
Кровью вымокли мы под свинцовым дождем -
И смирились, решив: все равно не уйдем!
Животами горячими плавили снег.
Эту бойню затеял не Бог - человек:
Улетающим - влет, убегающим - в бег...
Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,
В равной сваре - за нами удача.
Волки мы - хороша наша волчая жизнь,
Вы собаки - и смерть вам собачья!
Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу,
Чтобы в корне пресечь кривотолки.
Но - на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
К лесу - там хоть немногих из вас сберегу!
К лесу, волки,- труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков!
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
И скликаю заблудшие души волков.
Те, кто жив, затаились на том берегу.
Что могу я один? Ничего не могу!
Отказали глаза, притупилось чутье...
Где вы, волки, былое лесное зверье,
Где же ты, желтоглазое племя мое?!
...Я живу, но теперь окружают меня
Звери, волчих не знавшие кличей,-
Это псы, отдаленная наша родня,
Мы их раньше считали добычей.
Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу,
Обнажаю гнилые осколки.
Но - на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
* * *
Я разогнал собак. Она еще
Жила. И крови не было заметно
Снаружи. Наклонившись, я сперва
Не разглядел, как страшно искалечен
Несчастный зверь. Лишь увидав глаза,
Похолодел от ужаса. (Слепит
Сиянье боли.) Диким напряженьем
Передних лап страдалица тащила
Раздробленное туловище, силясь
Отнять его у смерти. Из плаща
Носилки сделал я. Почти котенок,
Облезлая, вся в струпьях... На диване
Она беззвучно мучилась. А я
Метался и стонал. Мне было нечем
Ее убить. И потому слегка,
От нежности бессильной чуть не плача,
Я к жаркому затылку прикоснулся
И почесал за ушками. Глаза
Слепящие раскрылись изумленно,
И (господи! забуду ли когда?)
Звереныш замурлыкал. Неумело,
Пронзительно и хрипло. Замурлыкал
Впервые в жизни. И, рванувшись к ласке,
Забился в агонии. Иногда
Мне кажется завидной эта смерть.
* * *
РЕИНКАРНАЦИЯ
Что-то, брат, со мною происходит,
этого так просто не понять:
хочется попрыгать на природе,
кошку вдоль забора погонять.
На жену рычу, на тещу лаю
и дерусь с врагами горячо,
потому что каждый раз желаю
укусить кого-нибудь в плечо.
А еще – задрать повыше ногу
или завалиться на кровать…
Видно, в прошлой жизни мне бульдогом
довелось французским побывать!
* * *
Думал, час пришёл последний...
...аж глаза на выкате...
Съел чего то я намедни,
Ну ни как не выкакать...
* * *
Я надеюсь, ты слышишь меня
в этой недополуночи.
Ты не можешь не слышать,
хороший мой, ты теперь в вечности...
Мне всегда говорили,
что слышимость самая лучшая
В час, когда от мерцающих
звезд небо кажется клетчатым.
А еще говорили,
что если просить о прощении,
То исполнится все,
что желается. Сбудется, сладится...
Мы вчера вспоминали
с твоим постаревшим ошейником,
Как слезились от боли
глаза все еще шоколадные.
А тебе, интересно,
теперь разрешаются шалости?
Я бы вечно хранила намордник,
разодранный в клочья, но...
Но с ремонтом, прости,
от твоих безобразий осталась лишь
В коридоре царапина
на покосившейся полочке.
Ты простил меня, даже
за ту оплеуху случайную...
Вот бы снова в ладонях
твой нос любопытный почувствовать.
Я тебе покупаю на рынке
по-прежнему «Чаппи» и
Шоколадки в ведро
не бросаю кусочек обкусанный.
Мой хороший, я знаю,
тебе там светло и не холодно,
Только будь осторожней,
мой милый, с кустами колючими.
И еще, ты приснись мне,
пожалуйста, завтра... без повода.
Потому что я так по
тебе невозможно соскучилась.
* * *
НОЧНОЙ МОЦИОН
Спит медведь в своей берлоге,
белка прячется в дупле,
лишь французские бульдоги
рыщут ночью по земле.
Шаг налево, шаг направо:
возле каждого куста
ждет немедленно расправа
обладателя хвоста.
Заорет он диким воем
и помчит куда-то вдаль...
Но моих "французов" двое,
им усатого не жаль.
Лишь один известен способ
жизнь кошачью уберечь:
лезть на дерево, где россыпь
листьев падает, как речь.
Что останется бульдогу
сделать раннею зимой? -
лишь задрать повыше ногу
и отправиться домой.
А бездомному бродяге
до утра теперь дрожать
на возвышенной коряге
и - сову изображать!
(Александр Полануер)
* * *
|
На птичьем рынке
Мы с другом не случайно проторчали
На птичьем рынке битых полчаса.
Там рядом с голубями продавали
Поджарого, породистого пса.
Он не скулил просительно и тонко,
Но чувствовал печальный свой удел.
Хороший пес был. Настоящий. Только
Я больше на хозяина смотрел.
Совсем мальчонка, стоя над собакой,
Держал в руках колечко поводка,
И под большой поношенной ушанкой
Два грустные мигали огонька.
Толпа тесней парнишку окружала,
И растирал он слезы кулаком,
Когда она в лицо ему дышала
Похмельным перегаром с табаком.
В столице нет тревожных троп таежных,
Где лес дремуч, а зверь клыкаст и лют.
Но мало ль где еще собак хороших
Не от хорошей жизни продают.
Однако ни полста рублей, ни сорок
Никто не собирался отсчитать.
Пес нравился, да оказался дорог,
Хозяин же не думал уступать.
Толпа вокруг галдела - не редела,
И, будто голос собственной вины,
Я слышал: - Так мне мамка не велела,
Нам эти деньги, дяденька, нужны.
Я чувствовал, как сердце часто бьется,
А друг, уже карманы потроша,
Сказал: - Добавь мне, вижу, взять придется,
Ведь хороша! Чертовски хороша!
Он так расправил плечи в этой давке,
Чтоб сразу напрочь отстранить беду:
- Держи-ка, брат, да пулей, пулей к мамке,
А за собакой вечером зайду.
И дыма клуб пустил неторопливо,
И молча вслед парнишке посмотрел...
Он жил красиво, с детства жил красиво,
Да и собак он с детства не терпел.
(Игорь Ляпин, 1973)
* * *
Мой пёс...
Смотрю на страницу, не верю глазам.
Текст объявления «Срочно отдам.
«Дог. Найден в лесу, еле живой»
И в сердце укол – этот пёс будет мой.
Я трубку хватаю , только гудки,
Не выдержу я и минутной тоски.
Скорее в приют, и собаку домой.
Он мой этот дог, он теперь только мой!
Лечу, нажимая на газ и клаксон.
Биенье в висках «Он теперь только мой»
Охрана , ворота, решетки и лай.
Где ты мой пёс, голос подай!
«Здравствуй, малыш!»
На встречу дог встал.
Понюхал и понял,
Меня он ждал.
Уши прижал , лбом уткнулся в живот,
Долго хвостом вилял,
Дог улыбался, он счастлив был,
Он руки мои лизал.
Но вдруг он осел, помутнели глаза,
Слеза покатилась на нос.
Он умер от радости , добрый мой пёс,
Дог счастья не перенёс.
Часто я вспоминаю о нем,
Как будто со мною рос.
Как мало мы были вместе.
НО ЭТО РОДНОЙ МОЙ ПЁС!!!
(Карлина Лидия)
* * *
"Блюз моей собаке"
У меня есть собака,
Верней,
У меня есть кусок души,
А не просто собака.
Я люблю ее и порой
Очень сочувствую ей:
Нет собаки у бедной собаки моей.
И вот, когда мне бывает грустно...
А знаешь ли ты, что значит собака,
Когда тебе грустно?
...И вот, когда мне бывает грустно,
Я обнимаю ее за шею
И говорю ей:
"Собака, хочешь,
я буду твоей собакой?..."
(ХУЛИО СЕСАР СИЛЬВАЙН)
* * *
Шла девчонка по лесу морозной зимой...
Шла девчонка по лесу морозной зимой.
Из гостей возвращалась на лыжах домой.
И всего-то идти оставалось версту —
Да попался навстречу косматый шатун.
Отощалый, забывший о вкусе добыч...
Неожиданно встретивший лёгкую дичь...
Тут беги, не беги — пропадёшь всё равно:
Разорвёт и сожрёт под корявой сосной.
Обомлела девчонка, закрыла глаза...
Оттого и не сразу приметила пса.
И откуда он там появился, тот пёс?
Может, вовсе с небес? Или из-за берёз?
Он мохнатой стрелой перепрыгнул сугроб!
Людоеда-медведя отбросил и сгрёб!..
Под покровом лесным, у девчонкиных ног
По кровавой поляне катался клубок.
Две железные пасти роняли слюну:
Посильнее схватить!.. Побольнее рвануть!..
Эхо грозного рыка дробилось вдали.
Когти шкуру пороли и воздух секли,
Оставляя следы на древесной коре...
Только смерть прервала поединок зверей.
Потревоженный иней с ветвей облетал.
Морщил морду медвежью застывший оскал.
Невозможной победе всю душу отдав,
Чуть живой распластался в снегу волкодав...
И тогда-то, заслышав о помощи крик,
Появился из леса охотник-старик.
Оглядевшись, качнул он седой головой:
Век живу, а подобное вижу впервой!
Ну и пёс!.. Это ж надо — свалил шатуна!
Да подобных собак на сто тысяч одна!
Только будет ли жить — вот чего не пойму...
Ты ли, внученька, тут за хозяйку ему?
Вот вам первый исход. Нет, — сказала она. —
Не видала его я до этого дня...
И охотник со вздохом промолвил: Ну что ж...
И из ножен достал остро вспыхнувший нож...
А второй не чета был такому исход.
Мой! — она закричала, бросаясь вперёд. —
Коль сумел заступиться — отныне он мой!
Помоги отнести его, старче, домой!
А теперь отвечай, правоверный народ:
Сообразнее с жизнью который исход?
(Мария Семенова, «Волкодав.
Самоцветные горы», 2003 год)
* * *
ПРОГУЛКА
За окном туман. В берлогу
пробирается медведь.
А французскому бульдогу
дома лучше не сидеть.
Поводок берет он в зубы
и хозяйке подает,
чтобы та его сугубо
повела к зиме вперед.
Скоро будет много снега.
Для кого-то он – беда,
но такой подарок с неба
для француза - ерунда!
Не нужна ему попонка,
и ботинки не нужны –
на сугроб залает звонко,
от моей удрав жены.
И пока, собравшись с духом,
ищет девушка следы,
мой бульдог уже на кухне
миску чистит от еды!
* * *
|
